kipchatov.ru

Директор Мышкин в тот день много заседал и много думал. Он думал и заседал про стратегию развития одной из немаленьких телекоммуникационных компаний самой большой (по площади) страны планета Земля. Мышкин вообще не любил слово «стратегия», справедливо полагая, что стратегия всех бизнесов едина – прикрываясь заботой о преумножении капитала  акционера (инвестора), создать себе интересную высокооплачиваемую работу за счет этого акционера (инвестора)*. Все остальное – тактики. И к вечеру, полностью неудовлетворенный собой и другими стратегами, Мышкин вернулся в кабинет. Спина и ноги предательски слабли, позвоночник кривился во все стороны, руки и уши обвисли. И это ощущение, превращения человека в одноразовый китайский конструктор, совсем не бодрило директора Мышкина.

Коллега по цеху, закадычный друг Мышкина, директор московской дирекции, видя такое дело, проследовал к шифоньерчику и вытащил собачку. Собачка  –  такая маленькая бутылочка вискаря, упакованная в подарочную коробку с маленькими шоколадочками.  У директора Мышкина всегда было много собачек для презентов другим директорам и менеджерам, которые покупали (или могли купить) что-нибудь из продукт-каталога директора Мышкина.  А в ситуациях, когда усилия Мышкина были направлены не во внешний мир  продаж, а во внутренний мир процедур, согласований и стратегий, то собачек можно было презентовать и себе.  Вообще, в среде любителей дешевого виски, кроме собачек известны еще лошадки и птички. Но у Мышкина с коллегой были именно собачки. Одна собачка на две рюмочки. Две собачки на четыре. Десять собачек на двадцать. И все укомплектованы шоколадочками. А растерзанные обертки от шоколадок назывались «следы собачек».

После первой собачки заглянул еще один коллега.  Тоже директор.  Зверюга по отношению к тунеядцам и балбесам младшего, среднего и равного звена. Многоликий мудрец по отношению к вышестоящему звену, жене и детям. Он был, как правило, непьющий. Но тут поддержал и помог давить собачек.

Так, слово за слово, собачка за собачкой, про жизнь, стратегию, телеком и жару на улице, эти трое давили собачек. Жара в те дни была неимоверной. Обжигающей, липкой, безысходной. Собственно посещение жаркой улицы было для этих кинологов явлением скоротечным и редким. Дома кондиционер, в машине кондиционер, на работе кондиционер. А вот курение на балконе вызывало муки – жара отбивала тягу к перекурам. Простые люди теряли сознание, перегревали моторы в пробках, прилипали к женщинам в метро. Мышкин же и сотоварищи  давили уже третий десяток собачек и к тому моменту, когда солнце ушло за горизонт крыш соседних домов и даже еще ниже, когда организм предчувствует появление вечерней прохлады, когда нормальные люди уже ходят по своим квартирам в одних трусах, изрядно насобачились.

Выйдя на улицу, друзья разошлись каждый в своем направлении ловить такси, чтобы успеть к семейным ужинам. Мышкин спустился в подземный переход, чтоб встать на краю тротуара  с протянутой в сторону своего дома рукой. Разогретый безумной дневной жарой переход  дезориентировал Мышкина. Пот прошиб его, рубашка прилипла к телу, галстук пуховым одеялом согрел живот, пиджак и портфель показались Мышкину столь нелепыми аксессуарами в переходе с рядами ларьков и почти обнаженной молодежью, что Мышкин вышел в ближайшем направлении из-под земли, не достигнув цели. Господи, сейчас бы под струю водопада, подумал Мышкин. Нет,  лучше в фонтан с головой, чтоб впитать свежести и бодрости.

Мышкин стал вертеть головой и вспоминать, а где поблизости есть фонтан. Конечно взгляд его не нашел фонтана. Фонтанов не было. Почему то вспомнились фонтаны ВДНХ из далекого детства. Большие фонтаны, с золотыми скульптурами селянок и жизнеутверждающей музыкой, громогласно вырывающейся из алюминиевых рупоров, питаемых ламповыми хай-енд усилителями…

Ослабшая от стратегии голова и уставшее за день тело совсем потеряли ориентацию, цель и смысл жизни. Ноги побрели в первом попавшемся направлении вдоль бордюра. И вдруг, директор услышал шум падающей воды, почуял свежесть ее струй и прохладу ее брызг. Навстречу Мышкину ехала поливалка.  И Мышкин шагнул в объятия ее струи, даже присел, чтоб плотнее быть окутанным водяной стеной, повертелся во всех направлениях, нагнулся, чтоб вода обдала голову и залилась за воротник.

Поливалка уезжала от счастливого директора Мышкина, ее габаритные огни и желтый маячок, сквозь стекающую по лицу воду и прищуренные глаза, казались Мышкину новогодней елкой, праздничным фейерверком, счастливым созвездием. Мышкин стоял и улыбался вслед поливалке, постепенно охлаждаясь и приходя в себя. Голова Мышкина первой поняла глупость содеянного. Пиджак колом прилип к спине, брюки намокли и сползли вниз, мешая делать шаги. Из отяжелевшего портфеля лилась вода, которую Мышкин частично слил, повертев его туда-сюда,  выронив из него какие-то мелкие бумажки и пачку промокших и разбухших визиток: Директор Мышкин, ОАО Телеком, www, тлф…  Стратег, ети ее мать, – самокритично констатировал Мышкин

Мышкин подтянул штаны и вернулся на тротуар, чтобы закурить  и разработать тактику возрождения и возвращения домой. Сигареты, зажигалка и сотовый телефон равномерно перемешались  в промокшем кармане и под напором руки окончательно раскисли и расползлись, проявившись душистым коричневым пятном, переходящим с пиджака на брюки.  Извлеченный из месива телефон, жалобно пискнул и, не успев засветится, окончательно погас.

Охладевшая голова призналась Мышкину: мы поступили опрометчиво, – и заболела от выпитого и содеянного.

Мышкин поднял руку, чтоб поймать такси. Но таксисты  даже и не думали останавливаться.  А бомбилы , издалека видевшие клиента, сначала  устремлялись к Мышкину, а приблизившись  топили газ в пол и смывались как хулиганы от завуча. Дрожь прошла по телу Мышкина. Куда девалась жара? Брюки сползали, мешая переступать, а при подтягивании больно впивались в то место, на которое Мышкин придумал себе приключение. И Мышкин терпеливо тянул руку проезжающим машинам.

И наконец, одна машина подъехала к Мышкину, не проявила брезгливости и снобизма, остановилась  рядом, чуть не отдавив ноги перетаптывающемуся Мышкину, одной рукой подтягивающему штаны, другой голосующему, а третьей, держащему портфель, из которого капала и капала вода. Из машины вышли два милиционера, улыбчивых, крепеньких, сухих.

– Документики покажите, – сказали они чуть ли не хором.
– Какие документы, ребята. Я тяжело работал весь день, устал, вспотел, еду домой. Такси все пропали куда-то. Довезите до дома, вы же должны спасать людей. Я заплачу, как таксистам, даже в два раза больше. Тут недалеко, 7 километров по птичьему полету, 10 – по спидометру…
– Документы предъявите!
– Да нет у меня документов, зачем мне документы с собой носить, я честный налогоплательщик своей страны, живу, где зарегистрирован, зарегистрирован там, где живу, женат на той, которую люблю, люблю ту, с которой живу. Вот есть мои визитки, – Мышкин нагнулся и подобрал уплывающую в ливневую канализацию визитку – тут таких много уже уплыло, эта специально вас ждала. А вот смотрите, мой бумажник, тут банковские карточки на ту же фамилию. А  на карточках деньги. Карточка это лучше, чем паспорт и скоро, точно вам говорю, паспорта отменят и будут только биометрические банковские карточки.  А где я живу, я вам покажу, если вы меня туда отвезете. Держите бумажник – он свидетельство моей благонадежности и добропорядочности. Я такой же, как и вы, даже лучше, я уже три года, как зарегистрированный москвич, а вы небось сами- то из Рязани и еще не прописаны нигде…

В этот момент, немного в стороне, остановились две машины рядом с толпой молодежи, и там поднялся какой-то нездоровый шум и девичий крик, взывающий к помощи.  Милиционеры, как держали мышкинский бумажник, так вместе с ним и пошли в сторону машин, прикрываясь сенью деревьев.

– Разведчики, ангидрид вам в перекись марганца, лесные братья  – подумала голова Мышкина.  А тело Мышкина мелко дрожало и хотело в туалет – не закончили с одним человеком, как пошли подглядывать за девушками. Блюстители…

Мышкин облокотился на машину, бледно светящую себе под нос  фарами на скривленных крыльях. Классика, – подумал Мышкин про машину – это же не только предмет ностальгии, но еще и средство передвижения. Когда-то у меня была почти такая – думал Мышкин, открывая водительскую дверь. Ключ торчал в зажигании, мотор тихо урчал, постукивая шейками коленвала даже на холостых оборотах, ремень генератора жалобно и тонко пищал.

– Эх, была не была, – подумал Мышкин, сел на водительское сиденье, закрыл дверь, положил портфель, выжал сцепление, подоткнул первую передачу и наполовину отпустил сцепление. Мотор затрясся и глухо застучал всей своей полуторолитровой  мощью эпохи раннего возрождения Фиата. Мышкин нажал на газ и плавно отпустил сцепление, уверено отъезжая от бордюра. Когда звук мотора стал противным, Мышкин подоткнул вторую передачу, потом третью и влился в поток куда-то несущихся машинок.

– Ля-ля-ля, – запел Мышкин и осекся – Ну, а дальше что? А вдруг погоня? А вдруг уже план «перехват» или «антитеррор» заработал? А вдруг будут стрелять по колесам? А вдруг меня найдут, потом и осудят? Господи, конечно, найдут, у них же моя визитка, бумажник…  

Мышкин понял, что поступил опрометчиво. Он остановил «классику» охразолотистого цвета, и быстро смылся подальше от вещдока своего преступления. Мышкин шел,  увеличивая темп, постепенно высыхал и согревался, и даже начал потеть от выпитого, пережитого и зловеще тревожного. Долго ли, коротко ли, шел Мышкин, теперь неведомо.  Шел Мышкин, используя всю энергетику своего организма – физическую, нравственную, умственную и астральную. Голова его не думала, она руководила процессом движения, перехватив на себя функции спинного мозга, и отслеживала все моменты напряжения и расслабления мышц, переноса тяжести с пятки на носок и с ноги на ногу, командовала балансировочными движениями рук.  В конце концов, никто бы не поверил, глядя на идущего Мышкина со стороны, что это идет пьяный и уставший директор. Нет, это был бодрый, подающий надежды менеджер в остро модном, слегка мятом льняном пиджаке… Мышкин сам себя сделал таким и уже почти гордился собой.

Когда Мышкин подходил к дому, то организм сам мог себя контролировать и голова начала думать о высоком:
– что она (голова) скажет жене, когда тело принесет ее домой;
– как быстро и незаметно от жены заблокировать утраченные банковские карточки;
– оживет ли телефон.

А вдруг его дома уже ждут? Вдруг он, не успев додумать главных мыслей дня, загремит в камеру? Мышкина опять пробрала дрожь и осознание того, что он поступил опрометчиво. Хотелось курить, но ни сигарет, ни зажигалки, ни денег у Мышкина не было. А стрелять он не умел и очень стеснялся. Ему до боли в груди хотелось спрятаться от всего, свалившегося на него в этот жаркий день, липкий вечер и безысходную ночь. И Мышкин прошел мимо дома, прошел прямо в Нагатинскую пойму, этот уголок дикой природы почти в центре Москвы.  Там Мышкин сначала ходил туда-сюда между деревьев и думал о превратностях судьбы, потом сидел и думал о сигарете, кофе и душе, потом лег, поджал ноги, натянул на колени полу пиджака и притих. Где-то за деревьями нескончаемо  шумели колеса  несущихся машин из ниоткуда в никуда. Мышкин засыпал. Он знал, что проспит не более 30 минут. Больше тут не проспишь  – неровно, неароматно и опасно.

Восток забрезжил рассветом, небо приобрело фиолетово-розовую глубину, снижая и без того никудышный городской контраст звездного рисунка. Мышкин встал и пошел домой. Фиг с ним, с арестом, лишь бы душ, лишь бы сигарету, а если повезет, то и кофе.

Когда Мышкин открывал дверь квартиры, то в его голове боролось три желания. Сделать это как ни в чем не бывало. Сделать это тихо, как положено мышкам. Вообще этого не делать, сбежать, уехать, начать новую жизнь. Первое желание якобы обеспечивало спокойствие жены на какое-то время;  второе желание создавало иллюзию получить преимущество, если дома засада; третье желание позволяло не думать о первых двух.

– И где ты был? – спросила жена, когда Мышкин снимал бесформенные и грязные ботинки, присев у порога на корточки.
– Мы много заседали, серьезно думали, я очень устал, хочу в душ, кофе и сигарету. Меня могут арестовать с минуты на минуту. Я слишком углубился в стратегию развития отрасли и страны. Надо все сделать быстро. Сейчас могут прийти за мной мои стратегические оппоненты, чтоб арестовать и посадить.
– Они уже приходили, тебя ждали, чай пили, недавно ушли.
– Что сказали?
– Просили передать, что ты прикольный чудак и оставили твой бумажник.
-?…/

Вот ведь, как прекрасна жизнь, – думал директор Мышкин, стоя в пушистом халате на балконе после душа с чашечкой кофе и дымящейся сигаретой, ласкаемый первыми лучами восходящего солнца – и никакие стратегии с ней не сравнятся по глубине проникновения в суть всего сущего.  По улице проехала поливалка с синей бочкой на спине, усердно вбивая струи воды в асфальт. Мышкина улыбнуло и содрогнуло… Подогреваемая восходящим солнцем голова Мышкина ощутила, что у него во рту ночевали собачки, писали там и какали. Вот какие вы, настоящие «следы собачек»,  – подумал Мышкин.

_______________________________

* (c) ППК, 2000г во время тренинга о стратегиях, миссиях и целях, после чего тренеры потеряли смысл своего тренинга